«Московские новости» продолжают цикл бесед с героями «новой интеллигенции». Сегодня на вопросы о митингах, Путине и планах на будущее отвечает «новый интеллигент», губернатор Кировской области Никита Белых.
— «Московские новости» включили вас в список героев «новой интеллигенции». Как вы считаете, есть ли в стране сейчас интеллигенция?
— Интеллигенция есть. Но это другая прослойка, нежели была раньше. Сейчас классической интеллигенции становится меньше, но при этом она сильно мимикрирует. А вот образовывается ли новая прослойка, которая могла бы брать на себя некие функции той старой интеллигенции, это не всем понятно. Вроде движение есть, появились новые категории работников интеллектуального труда, людей, которые склонны не просто созерцать, размышлять о судьбе страны, но и что-то делать. Она, эта новая прослойка, формируется, но кто она такая? Интеллигенция? Креативный класс? Средний класс? Точно определить и сказать пока сложно.
— Насколько эта прослойка количественно совпадает с той публикой, которая выходила на Болотную, на Сахарова?
— Есть масса людей, которых мы можем с вами причислить к интеллигенции, но они не выходили по разным причинам на Болотную или Сахарова. Начнем с того, что Болотная и Сахарова — некая московская локализация. Мы не можем говорить, что наша новая интеллигенция сосредоточена исключительно в столице — это первое. Во-вторых, те, кто выходил на Болотную и Сахарова, были людьми самых разных профессий и с разным уровнем образования. Часть их объединило негодование по поводу того, что их собственные оценки того, что происходит в стране, не совпали с оценками Центральной избирательной комиссии. Были и другие, которые требовали уважения к себе. Уважения к себе может требовать не только интеллигенция. Уважения к себе может требовать, скажем, пролетариат.
— Тенденция, кажется, все же видна. Выборы и события вокруг выборов показали, что есть две страны. Я был на митингах «за» и на митингах «против» и, могу сказать, что там присутствовали совершенно разные люди.
— Я не считаю, что с точки зрения общества события декабря 2011 года являются какими-то содержательно-глобальными для страны. Я последние месяцы много размышлял на тему, что, собственно говоря, изменилось в 2011 году по сравнению с теми выборами, в которых участвовал я в качестве лидера СПС в 2007 году. Сказать, что те выборы были принципиально честнее? Да, ну, конечно же, нет. На мой взгляд как непосредственного участника, тогда условия были еще более жесткими. Так почему же ситуация в конце 2007 года не переросла в те естественные процессы, в которые переросла в 2011 году?
Я пришел к нескольким выводам. Первое, в 2007 году, докризисном, существовала большая категория людей, которых все, что происходило в стране, не очень устраивало, но которые понимали, что если все развивается нормально, прибыли растут, благосостояние улучшается, то с нарушением твоих прав можно, если не согласиться, то потерпеть. Кризис 2008-2009 годов показал, что была иллюзия по поводу развития и прогресса. Теперь все более осторожны, все понимают, что никто ни от чего не застрахован. Соответственно, тот негатив от реального или воображаемого ущемления и нарушения твоих собственных прав воспринимается гораздо болезненнее. Второе, сказалось принципиальное развитие интернета. Сетевые коммуникации действительно делают ненужными какие-то радикальные структуры — такие как политические партии, общественные организации. Интернет позволяет всем взаимодействовать со всеми и создавать площадки дискуссионного характера для активных действий.
Все это привело не к появлению новой категории людей, а к выявлению ее. К более четкому видению того, что в стране живут разные люди, которые по-разному воспринимают то, что происходит, которые не хотят ходить строем и по чьей-то команде хлопать в ладоши.
— А как быть с риторикой? Все эти «зажравшиеся бездельники», «послушное быдло»?
— Ну, и что? Помните риторику в 2007 году по поводу рвущихся к власти, жаждущих реванша. Образ врага нужен всегда. И тем, и другим. Это нормальный процесс. К сожалению, у нас нет культуры проведения политических акций в рамках сравнения программ. Точнее, она есть, но в узкоэлитарном кругу. Смотришь публичные дебаты в других странах и понимаешь, что вот этот выступает за такую-то ставку налогов, а тот предлагает сокращение или увеличение расходов на здравоохранение. Если же вы спросите своих знакомых, почему они проголосовали за того или иного кандидата, то, больше чем уверен, услышите: «Жириновский — прикольный, Прохоров — новый, симпатичный, Зюганов — ну, Зюганов, Путин — он мужик». Если руководствоваться личными симпатиями, тогда надо сделать президентом Сергея Безрукова, он всем нравится.
— Как на события в Москве реагировали люди в Кирове?
— Если говорить о вопросе публичной активности, то Киров намного продвинутее, чем Москва. В Кирове — это одна из моих принципиальных позиций — никогда не было запрета на проведение каких-то публичных мероприятий. У нас не было Триумфальной площади 31 числа, никто никого никогда там не винтил. Когда возможность «выйти» у тебя всегда есть, то когда что-то происходит, нет ощущения, что кому-то наконец дали укусить запретный плод. Ведь во многих регионах, как на Болотной и на Сахарова, значительной составляющей эмоций была эйфория от того, что — опа, мы смогли собраться, нас не били дубинками.
Если говорить об оценке жителей Кирова того, что происходило на выборах, то могу сказать, что «проведение честных выборов» для меня всегда было ключевой задачей. И, собственно говоря, по результатам выборов в Кировской области в заксобрание, к госдумовским, президентским содержательных вопросов или претензий никогда не возникало. Я сам смотрю «портянку» с итогами президентских выборов, с расшифровками цифр голосования, у меня ни по одной цифре особых вопросов не было.
— В 2009 году, когда вы стали губернатором, одна из ваших магистральных идей была, если упрощенно, такая: раньше главной ценностью Кировской области был лес, теперь ею должны стать люди. Получилось?
— Тренд абсолютно не меняется. По поводу того, что главным богатством является лес, это, конечно, иллюзия. Лесное хозяйство никогда не было у нас лидером. Но то, что мы смещаем акценты в сторону раскрытия человеческого потенциала, его инициатив, это так. Вот я как раз на форуме регионов России «Институты модернизации» пытался объяснить, что модернизация должна прежде всего проходить в головах людей. Институты модернизации должны развивать не на федеральном или региональном уровне, они должны быть во дворах, в семьях. Пока человек не будет себя ощущать элементом этого развития, соучастником процесса, ничего не получится. Поэтому мы в своей работе пытались и пытаемся сделать акценты на развитие и поддержку инициатив, на развитие местного самоуправления, на то, чтобы каждый человек себя ощущал соучастником процесса.
Вопрос, получилось или не получилось, не совсем корректный. Я не ставил себе задачу, чтобы получилось в течение трех лет, потому что речь идет о серьезных изменениях менталитета гражданина. Для этого поколения должны пройти. Человек, который воспитывался в советское время и постсоветское, в рамках патерналистской модели, он ведь и продолжает также воспитываться. По-другому не объяснить феномен национальной забавы написания писем президенту и премьеру по поводу сломанного унитаза. К сожалению, государство очень охотно в патернализм играет, это уже просто в крови. Не может оно сказать: «Парни, уже все по-другому, вы сами кузнецы своего счастья, все от вас зависит — и плюсы, и минусы от вас зависят».
Я для себя ставлю задачу в течение того срока, который мне отведен, скорее перейти в режим, когда процессы будут носить естественный характер, то есть пройти точку невозврата. Когда поддержка местных инициатив, система грантов, поощрений настолько выработается в систему, что уже не будет зависеть от того — Белых ты или Сидоров, или Петров. Она будет зависеть от желания людей, от их собственной активности. Может, внутренне они еще не перестроятся, но тем не менее у них такой вектор развития будет задан.
— Как задать этот вектор развития? В школе специальные занятия проводить? Промывать мозги по телевизору каждый день?
— Это целый комплекс. Речь, безусловно, должна идти об информационной составляющей. Та же программа по поддержке местных инициатив, реализуемая у нас… Люди собираются и вместе принимают решения, что им необходимо, чтобы улучшить жизнь на уровне их поселения. Мы никогда не выходим за уровень их поселения, никто не собирается брать у людей деньги на развитие обороны страны или высшей школы. Речь идет о благоустройстве, детских площадках, дорогах, парках. Вот такие задачи местного самоуправления. Говорим, соберитесь и сформулируйте проект, определите старшего и свое участие в этом проекте: работой ли, деньгами ли. Большую часть денег дадим мы, но участие каждого обязательно. Этот проект идет третий год. Люди уже готовятся заранее, они уже сейчас расписывают, что они будут делать. Они понимают, что тот рубль, который они сейчас тратят, оборачивается пятью рублями, которые им дают сверху из бюджета.
— Но ведь у нас люди обычно не верят власти…
— Когда я вижу пустую урну, а вокруг окурки и фантики, то это что, власть намусорила? Когда убивают в семьях и насилуют, то это власть делает? Это делает общество. Вот я общаюсь с обществом, при этом больше всего общаюсь с такой специфической его категорией — жалобщиками, наиболее активными и часто не самыми адекватными людьми. Так же и вы, сталкиваясь с отдельными представителями власти, не видите, что и в этой среде много порядочных людей. Мы все общаемся с нерепрезентативной частью. Мало того, что я чиновник, у меня еще брат родной — прокурор. Честный человек, никогда в жизни чужой копейки не брал. Он мне говорит: «Когда я читаю, что все прокуроры — мерзавцы и взяточники, я как должен реагировать? Ведь я и мои коллеги — честные люди». Это действительно не смешно. В обществе сформирована презумпция виновности чиновника. Та же ситуация происходит с полицией. Ты можешь сколько угодно сделать сериалов про честных милиционеров, но они пока как были «менты» в понятии значительной части общества, так и остаются. Я уверен, что когда снимут первый фильм про честного чиновника, первая реакция общества будет: эти сволочи на наши деньги еще фильм о себе снимают.
— Многие воспринимают лично вас как некоего «представителя приличных людей, внедренного во властную среду кровавых упырей». Вы для себя сделали какое-то открытие, после того как сами стали властью?
— Губернаторы и чиновники умнее, чем кажутся. Это было для меня большим открытием. Я, когда оказался в этой среде, увидел огромное количество людей, абсолютно адекватных. Есть, конечно, свои перцы, но большинство все понимает. Более того, ту критику «Единой России», что я услышал в той среде, не услышишь на Болотной. К тому же это люди, которые все вопросы знают изнутри и понимают гораздо более объективно, чем те, которые говорят со стороны.
— Но при этом в памятной истории с критикой в ваш адрес со стороны премьер-министра Владимира Путина вы не повинились демонстративно, как это сделало бы большинство чиновников, а принялись доказывать свою правоту. Вам, кстати, никто не говорил: «Ты что делаешь, ты карьеру губишь?»
— На самом деле, я даже не задумывался в тот момент, у меня была абсолютно естественная реакция. Звучит вопрос «что это он в отпуске?», а я этот отпуск согласовывал по всем положенным регламентам, всех уведомлял. У меня 130 дней неотгулянного отпуска, и я, проведя все новогодние праздники на работе, взял детей своих, которые живут отдельно от меня, чтобы повезти их и показать им Карлсона и так далее. Часть знакомых и коллег говорили, что я абсолютно прав, часть — что надо было промолчать. Но людей, которые бы сказали: «Что ты полез не в свое дело?», таких не было.
Я ведь свою деятельность планирую лет на 30 вперед, я очень бережно отношусь к своей репутации. И, грубо говоря, если ее сейчас «спалить», то можно поставить крест на тех основных планах, которые я строю. Если бы я сейчас находился в предпенсионном возрасте, я бы себя вел по-другому. Я бы, честно говоря, и в губернаторы не пошел работать.
— Какие же у вас планы на 30 лет?
— Самые большие. Если посмотреть на людей моего возраста, 36-37 лет, с тем бэкграундом и с той компетенцией, как у меня, вы их немного найдете. Чтобы и публичная деятельность была, и образование, и компетенция в вопросах государственного управления, и работа в качестве парламентария, и в качестве лидера партии. Не скрою, пока все это работает на мою политическую капитализацию. Есть знания, есть опыт, мудрость есть, здоровье, есть энергия. Естественно, я хотел бы сделать для страны как можно больше.
— А что для вас мотиватор?
— Самореализация.
— То есть?
Я в нелегкие 90-е годы, когда учился, занимался бизнесом. В результате я бытовые насущные проблемы для себя решил. Сегодня для меня не существует задачи заработать. Это большой плюс. Я могу тратить на какие-то благотворительные и общественные проекты в пять раз больше, чем зарабатываю как губернатор, не беря при этом никаких взяток. Для меня мотивации финансовой нет. Я человек абсолютно неприхотливый, для меня нет приоритета в дорогих машинах, яхтах, вертолетах, самолетах. Может, у меня вкуса нет, но я совершенно спокойно к вещам отношусь. Того, что у меня есть, на жизнь хватает. У меня трое сыновей, и я очень хочу, чтобы они в жизни всего добивались сами. Бизнес моей жены никакого отношения к политике не имеет. У нее свой танцевальный клуб, туристическая компания.
Так вот, для меня мотивация — это самореализация. Есть такая мудрость: нет ничего хуже, чем на смертном одре вспоминать не о том, что сделал, а о том, что не сделал. И я не хочу вспоминать о том, что я в своей жизни мог, но не сделал.
Никита Юрьевич БЕЛЫХ
Родился в 1975 г. Окончил Пермский государственный университет
1998 - вице-президент Пермской финансово-производственной группы
2001 - избран в парламент Пермской области, вошел во фракцию СПС
2003 - гендиректор ООО «Инвестиционно-банковская группа «Парма»
2004 - вице-губернатор Пермской области
2005 - председатель федерального политсовета СПС
2009 - вступил в должность губернатора Кировской области
